Неточные совпадения
Узнал Илья Ильич, что нет бед от
чудовищ, а какие есть — едва знает, и на каждом шагу все ждет чего-то страшного и боится. И теперь еще, оставшись в темной комнате или увидя покойника, он трепещет от зловещей, в детстве зароненной в
душу тоски; смеясь над страхами своими поутру, он опять бледнеет вечером.
В
душе, там, глубоко, образовалась какая-то особенная пустота, которая даже не мучила его: он только чувствовал себя частью этого громадного целого, которое шевелилось в партере, как тысячеголовое
чудовище.
Плотно прижавшись друг к другу, мальчики с трепетом любопытства и странной, согревающей
душу радостью входили в новый, волшебный мир, где огромные, злые
чудовища погибали под могучими ударами храбрых рыцарей, где всё было величественно, красиво и чудесно и не было ничего похожего на эту серую, скучную жизнь.
И не привык ещё, не умеет он пользоваться силами своими, пугается мятежей духа своего, создаёт
чудовищ и боится отражений нестройной
души своей — не понимая сущности её; поклоняется формам веры своей — тени своей, говорю!
И в то же время нескончаемая равнина, однообразная, без одной живой
души, пугала ее, и минутами было ясно, что это спокойное зеленое
чудовище поглотит ее жизнь, обратит в ничто.
Меркулов не слышал и не чувствовал этой дикой неблагозвучности, на которую издалека отозвался Семен. Он весь ушел в борьбу с медным
чудовищем и все яростнее колотил его по черным бокам, — и случилось так, что вопль, человеческий вопль прозвучал в голосе бездушной меди и, содрогаясь, понесся в голубую сияющую даль. Меркулов слышал этот вопль, и бурным ликованием наполнилась его
душа.
Сердце его сжалось. Как будто холодные пальцы какого-то страшного
чудовища стиснули его. Заныла на миг
душа… До боли захотелось радости и жизни; предстал на одно мгновенье знакомый образ, блеснули близко-близко синие задумчивые глаза, мелькнула черная до синевы головка и тихая улыбка засияла где-то там, далеко…
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один меж
чудовищ с любящей
душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.
Закон государства — этого «холодного
чудовища», несоизмерим с человеческой
душой.
Безверья — гидра появилась,
Родил ее, взлелеял галл,
В груди, в
душе его вселилась,
И весь
чудовищем он стал.
Растет, и тысячью главами
С несчетных жал струит реками
Обманчивый по свету яд.
Народы, царства заразились
Развратом, буйством помрачились
И Бога быть уже не мнят.
Но в этом жутком коллективе, страшном
чудовище погибают все цели и содержания жизни, угашается всякая духовная культура, в нем нет новой человеческой
души, потому что нет уже никакой человеческой
души.